Легендарный отец войны: История моей жизни
Вот как я стал лучшим в мире в духовной и психологической войне...
Я Сэмюэл М Ли родился 26 декабря 1986 года в Филадельфии, штат Пенсильвания. Мои родители владели кондитерским магазином, а отец получал образование в Вестминстерской семинарии, в Лиге IVY. Он учился на пастора, служащего в пресвитерианской деноминации.Я и вся моя семья переехали в Квинс, Нью-Йорк, когда мне было три года, а моей старшей сестре - 4 года. В то время моя семья была очень бедной, так как отец только начинал основывать свою церковь. Мои родители были слишком строгими, и на меня всегда давили, требуя, чтобы я был образцом для подражания, как сын пастора и последователь христианства. Мне не разрешалось делать то, что делали другие нарушители, - прически, украшения, одежда, слушать светскую музыку. Отец много раз шлепал меня за то, что я создавала проблемы в церкви, особенно за то, что я не ходила на службу и не сотрудничала. Когда я учился в средней школе M.S. 158 в Бэйсайде, примерно перед началом последнего класса меня перевели в школу Great Neck North, потому что мои родители хотели, чтобы я держался подальше от дурной компании. В то время в школе было много американских корейцев и американцев китайскогокитайская мафия, называемая триадой. Случалось много перестрелок, и многие люди подсели на наркотики, в основном на кокаин и экстази. Мне очень не нравилась школа Great Neck North, потому что там учились одни зубрилы, а они были не в моем вкусе, так как я тогда был еще очень незрелым. Родители не отправили меня в Great Neck South, потому что там было много студентов, которые создавали много проблем с законами, как и в Бэйсайде и Флашинге. Проучившись там около пары месяцев, я просто сыт по горло, и поэтому умолял маму отправить меня в среднюю школу Бэйсайда, обещая ей, что буду очень усердно учиться, если она это сделает. Но на самом деле я хотел быть в кругу друзей-приятелей. Поскольку я вырос в среде корейцев и корейцев-американцев, они были моими единственными друзьями. Моя мама решила исполнить мое желание и перевела меня в среднюю школу Бэйсайд. Не прошло и трех месяцев с тех пор, как я посещал школу, а я уже прогуливал уроки и тусовался не с теми людьми. Это стало серьезной проблемой для моих родителей: я курил сигареты и неоднократно ввязывался в уличные драки с другими учениками. Среди моих друзей было много тех, кто с юных лет курил косяки марихуаны и продавал наркотики, из-за чего у них возникали проблемы с охранниками школы и особенно с полицией. В то время я учился на втором курсе, и мои родители считали, что я не смогу закончить школу в таком состоянии. Поэтому они решили отправить меня в христианскую школу-интернат. Отец говорил мне, что это место, где я не должен его слушаться, но я не понимал, что это свобода. Так мало я знал о мире в том возрасте, что позже у меня возникло очень странное чувство, связанное со всем этим местом, и я решил сбежать из дома. В тот день проходил корейский фестиваль, и во Флашинге было много корейцев и американцев корейского происхождения, многие певцы из Южной Кореи приехали в Нью-Йорк, чтобы выступить. Там проходила корейская Олимпиада, и буквально все жители городов Бэйсайд и Флашинг собрались в парке Флашинг-Мидоу. Меня не было дома три дня, и я мог курить сколько угодно сигарет и пить сколько угодно алкоголя. У меня не было с собой денег, поэтому я ел в ресторанах со своими друзьями и убегал, не заплатив. Во Флашинг-Медоу-Парке также было много членов китайских банд под названием "Летающие драконы" и "Призрачные тени", которые были врагами, и несколько моих знакомых друзей передозировали экстази и были госпитализированы. Кроме того, в Бэйсайде мой шурин владел магазином ddr, где собиралось множество любителей побеситься, находясь под кайфом от наркотиков. В последнюю ночь я спал у своего друга, выпив около 5-6 бутылок соджу, а утром моя мать каким-то образом обнаружила меня, постучав во входную дверь. Мама сказала, что либо я уезжаю в школу-интернат, либо отец пришлет сопровождающих, которые меня туда затащат. И я решил, что у меня нет другого выбора, кроме как покорно отправиться туда. Школьный кампус находился в Стоктоне, штат Миссури, и, прилетев в Канзас-Сити, где находился аэропорт, мы с мамой заночевали в мотеле неподалеку. В ту ночь я одновременно и волновалась, и нервничала, потому что не знала, чего ожидать от программы, ведь я впервые сталкивалась с подобной ситуацией. Когда я приехала в школьный кампус, на входе было написано "Школа-пансион Агапе". Так как школа находилась в сельской местности, с фермой и кучей животных, я не ожидала, что все будет как по маслу. Когда я вошла через главный вход, а моя мама разговаривала с женой директора, которую звали мэм, ко мне подошли двое огромных мужчин и проводили меня в другую комнату. Мы с мамой даже не успели как следует попрощаться друг с другом, как она, плача, вышла через парадную дверь. Сотрудники конфисковали мою пачку сигарет Newport и выдали мне оранжевую футболку с синими джинсами. Это был один из цветовых кодов студентов программы, по которому можно было судить о статусе пребывания в лагере. Я и представить себе не могла, что христианская школа-интернат может быть таким ужасным тюремным лагерем. Что касается причесок, то это были либо стрижки налысо, либо волосы, убранные на бок. Мои волосы уже были выбриты, так что мне не пришлось их менять. Когда я вошел в кафетерий, то увидел там две сотни студентов, одетых либо в оранжевые рубашки, как у меня, либо в желтые, и бургенди. В желтых рубашках ходили студенты, которые закончили лагерь и пошли в школу, чтобы получить аттестат о среднем образовании. Студенты в рубашках Burgendy тоже посещали школу, но они имели власть над оранжевыми и желтыми рубашками, если были в статусе приятелей. Правило о статусе приятеля существовало для того, чтобы вновь прибывшие ученики и люди более низкого ранга могли учиться и следовать правилам программы. Эти низшие ранги должны были находиться буквально на расстоянии не более трех футов друг от друга и постоянно, 24 часа в сутки 7 дней в неделю, смотреть назад. Первый день там был самым трудным за все мои 15 лет жизни. Мне пришлось разгребать снег на территории всего кампуса вместе с 6 или 7 другими членами буткемпа, а вдобавок к этому - выполнять массивные и интенсивные физические упражнения. Это было настолько тяжело, что на следующее утро я даже не мог встать с кровати. Это было около трехсот отжиманий, подъемов ног, приседаний, кранчей и множество повторений спринтерского бега взад-вперед в куанзахуте. Я был силен от природы и генетически, и в этом возрасте я никогда не проигрывал в армрестлинге, но все равно боролся с большим трудом. Тогда я спросил себя: "Во что я ввязался? И как мой отец мог отправить меня в такое место? "Как бы я ни пытался заставить себя чувствовать себя лучше, жалея себя и обвиняя отца во всем этом, я только усугублял ситуацию. Это был декабрь 2001 года, и я провела здесь свой 16-й день рождения, пройдя через ад. Все, что я видел, - это друзей дома, которые делали все, что хотели, и даже несмотря на то, что там было еще двести студентов, я чувствовал себя очень одиноким. Физическая работа, которую нам приходилось выполнять, напоминала условия тюремного лагеря, а девиз программы гласил: "Разрушить человека и построить его заново". Хотя все работы были каторжными, еда была очень вкусной, а комната в общежитии и кровать - теплыми и удобными. Я украдкой поглядывала на окно и дверь главного входа в надежде, что мама ворвется и заберет меня домой на три месяца, но этого так и не произошло. Нас навещали каждые три месяца, а после третьего месяца пребывания там разрешили принимать все телефонные звонки, писать и получать письма только от членов семьи. Сотрудники читали каждое письмо, прежде чем мы его читали или отправляли. Когда через три месяца я закончила обучение, я наконец получила свое первое письмо от мамы. Я не мог поверить своим глазам, когда увидел ее, и подбежал к ней, чтобы обнять ее как можно крепче, я провел с ней больше времени, чем когда-либо дома. Поскольку там не было корейской еды, мама принесла лапшу и корейский шашлык. Когда я был с ней, я умолял ее забрать меня домой, но все вышло не так, как я планировал и ожидал. Мы вместе играли в бильярд и фрузбол, смеялись так, как никогда раньше. Это был мой первый визит, поэтому мне не разрешили выходить за пределы кампуса. Но мы все равно проводили время вместе. Нам разрешалось пить горячий шоколад или кофе только тогда, когда у нас была такая привилегия, например, во время визита. Это было всего три дня посещений, но я должен сказать, что это было самое ценное время, проведенное с мамой. На третий и последний день я глубоко задумался о ситуации, в которой оказался. Мы все должны были посещать часовню по средам и церковь по воскресеньям. Теперь, когда я окончил лагерь, мне разрешили ходить в школу и носить желтую рубашку, которая была выше по рангу после оранжевой. Школа по этой программе отличалась от государственных школ на родине, потому что в ней учились по шагам, а не по лекциям учителя. У меня не было возможности долго посещать школу, потому что на нас обрушился сильный ураган, и всем ученикам школы пришлось заниматься тяжелым трудом. Нам приходилось таскать все деревья, камни и тяжелые части зданий, которые снесло ураганом, и нести их несколько миль, ведь кампус был таким огромным. Если мы от усталости роняли их на землю, то вынуждены были делать множество физических упражнений и поднимать их обратно, чтобы потом снова уронить и снова упражняться. Был один тринадцатилетний ученик, которого отправили в эту программу за то, что он ударил карандашом собственную маму, и он был настолько напряжен, что просто упал на пол, отказываясь быть послушным, и сотрудники сдержали его и отвели в другую комнату, когда он начал ругаться как маньяк. Сотрудники не были обычными людьми, ведь некоторые из них были бывшими морскими пехотинцами, бывшими спецназовцами, бывшими вышибалами, бывшими боксерами и атлетами-тяжеловесами, и даже шерифами штата Миссури. Даже старший пастор когда-то был золотым чемпионом по боксу в тяжелом весе. Не раз студенты пытались сбежать из интерната, и за всю историю школы был только один студент, которому удалось вернуться домой, но только для того, чтобы его отправили обратно через конвоиров. Очень многих учеников отправляли сюда, потому что с ними не могли справиться в колонии для несовершеннолетних, и, чтобы дать им второй шанс, по закону их должны были привезти сюда. Мое поколение было вторым по сложности, потому что правила были настолько строгими и суровыми, что всю программу выгнали из Стоктона, штат Калифорния, и вместо нее перевезли в Миссури. Физический труд и дисциплина были настолько жестокими, что студенты становились слишком сильными, и с ними было трудно справиться. По этой причине в мое время нам не разрешали поднимать тяжести, чтобы тренироваться и укреплять тело в свободное время. Мы поднимали тяжелые предметы только в качестве дисциплинарных коротких выпадов или тех или иных упражнений, вместо того чтобы сосредоточиться на том, чтобы мои основные мышцы не стали слишком сильными. В школьном возрасте наши тела гораздо быстрее становятся сильнее, чем в более старшем возрасте, и сотрудники и глава фонда программы знали об этом. Большинство учеников попадали сюда в основном из-за проблем, связанных с наркотиками и бандами, а остальные - из-за бунтарства по отношению к своим родителям. У меня был двоюродный брат из Лос-Анджелеса, штат Калифорния, а позже еще один мой двоюродный брат из Лонг-Айленда, штат Нью-Йорк. Нас поместили под статус "невыездных", поскольку мы были кровными родственниками и знали друг друга. Было более пятидесяти американцев корейского происхождения из Южной Калифорнии и только трое из Квинса в Нью-Йорке. Я так хотела вернуться домой, но этот день наступил только на шестом месяце. Я постоянно твердила маме, что эта программа не такая, какой кажется на первый взгляд, ведь, если быть точной, это очень страшное место. Когда семья студента приезжает навестить его, они видят только нас, студентов, одетых в разноцветные одежды и прически, которые делают нас похожими на счастливых улыбающихся хороших студентов. И они не видят, как мы проходим через мучительный тяжелый труд или дисциплинарные физические упражнения. Даже отправляя фотографии домой, мы были вынуждены улыбаться, так как злобное или грустное выражение лица могло заставить наших родителей волноваться, и тогда они могли забрать нас домой до окончания контракта. В день моего второго визита мама взяла меня на поруки, и я пообещал ей, что буду усердно учиться в государственной школе. Но как только я подумал, что все позади, я снова начал прогуливать школу и курить огромное количество сигарет. Прошло всего три дня, и отец, узнав об этом, решил отправить меня обратно в школу-интернат "Агапе". Я, конечно, подумывал о том, чтобы снова сбежать из дома, но я знал, насколько суровым было наказание, когда меня проводили туда во второй раз. Поэтому я решила сотрудничать без вариантов, даже когда эта программа была последним местом, куда я хотела попасть. Как только я вернулся в программу, меня снова отправили в буткемп. Я думал, что это конец моей жизни, и мне даже снились многочисленные кошмары, когда я спал в комнате общежития. Я представлял, как все ученики школы набрасываются на персонал и вырываются из программы раз и навсегда. Я не понимал, насколько сильнее были сотрудники, даже когда их было гораздо больше. Позже в программу пришел студент из того же родного города, что и я, и нас тоже поставили в статус "держаться подальше", так как считалось, что это может привести к тому, что мы сбежим вместе. Недолго пробыв вместе на программе, мы время от времени тайком разговаривали друг с другом, и у нас было очень много общего. Он был представителем шестого поколения банды под названием "Moming Pie", известной как mmp. Она начиналась как китайско-американская банда, а потом объединилась с корейскими американцами. Мы вместе разрабатывали план побега, тем более что мы были из одного родного города. Это было очень трудно сделать, так как нам пришлось идти через лес, где было много животных, полиция легально вела поиски, а у нас не было ни наличных, ни кредитной карты. К тому же двери всех зданий и общежитий хорошо охранялись, и все сотрудники школы следили за нами буквально все время. Кроме того, весь кампус был окружен колючей проволокой, и все сотрудники жили внутри кампуса. Однажды, когда мы с ним передавали друг другу записку, чтобы убежать и вырваться на свободу, нас обоих поймали, отобрали обувь и отправили обратно в лагерь. Правило отбирать обувь было введено для студентов, которые либо пытались убежать, либо давали сотрудникам понять, что мы предпримем попытку убежать. Наши обычные кроссовки или парадные туфли заменяли на потрепанную пару кроссовок, которые были вдвое больше нашей ноги, а язычок у них был отрезан. Это было похоже на ходьбу в гигантских тапочках без верха, который поддерживал бы нашу походку. Меня также заставили носить наручный браслет, запрещающий разговаривать, и я должен был стоять лицом к стене в течение двух недель подряд. В общем, никому из студентов не разрешалось разговаривать друг с другом, если только за нами не следил сотрудник, буквально находясь рядом с нами и слыша все, что мы говорим, слово за словом, а также любые языки жестов и выражение наших лиц. Стоя лицом к стене, я много думал о том, что я сделал не так, не только на программе, но и дома. Я представлял, как моя мама плачет на диване, потому что из-за меня было столько проблем, и я впервые был искренен в этом. Все студенты должны были читать Библию каждое утро перед завтраком, посещать часовню каждую среду и ходить в церковь по воскресеньям. Однажды, заглянув в Библию, я каким-то образом оказался на главах Псалмов и Притч. И тут что-то заинтересовало меня и заставило глубоко задуматься о мудрости. Первый иероглиф моего имени на корейском означал "мудрость", так назвали меня родители, пообещав Богу использовать меня по назначению, когда я стану взрослым. Я даже не знала, что такое мудрость, но очень хотела обрести эту высшую силу. Я всегда верил в Бога, начиная с трех лет, но никогда не крестился, пока не приехал в школу-интернат "Агапе". Однажды я слушал проповедь о спасении и решил официально принять Иисуса Христа как своего личного Спасителя. Раз за разом мне так сильно хотелось выкурить сигарету, но у меня не было другого выбора, кроме как затягиваться. На шестом месяце моего пребывания здесь мама решила перевести меня в другую программу, которая была гораздо более расхлябанной и не предусматривала тяжелого труда. Она называлась "Деревня свободы" на севере штата Нью-Йорк. Единственное, что мне не нравилось в этой программе, - это то, что мне не разрешали курить, поскольку это была еще одна христианская программа для трудных подростков. Там я познакомился с парнем по имени Эндрю Парк, он был американцем корейского происхождения из того же города, что и я. Раньше он был членом азиатского гонга под названием mmp. Его отправили сюда из колонии для несовершеннолетних, чтобы дать ему второй шанс. Он покинул программу через несколько недель, и это заставило меня еще больше захотеть вернуться домой. Поскольку программа была настолько слабой, они не стали обязывать студентов оставаться. Поэтому я просто запрыгнул в автобус компании Greyhound и вернулся домой. Когда мой отец услышал об этом, он был так расстроен и зол, и теперь он думал, как он может отправить меня обратно в пансион Агапе, поскольку я прекрасно знал, чем все обернется, если я вернусь. Пока я оставалась дома несколько дней, родители придумали план, который заключался в том, что у меня есть близкий двоюродный брат в интернате Agape, и я поеду туда с мамой, чтобы навестить его на каникулах, не зная, что она собирается оставить меня там. Я совершенно не представляла, что произойдет, и поэтому с радостью решила поехать туда с мамой. Когда я вошла в главный вход, ко мне подошли пять крупных сотрудников, а моя мама проливала слезы. Тогда я понял, во что только что ввязался, и подумал, что не могу поверить в то, что мне предстоит пережить еще раз. Меня снова отправили в буткэмп, и я пробыл там еще долгих 10 месяцев без посещений, потому что меня продолжали забрасывать в буткэмп за причинение неприятностей и попытки вырваться из этого места, устроив побег. Поэтому у меня не было возможности учиться в школе. Это были изнурительные месяцы лишений, как душевных, так и физических, и я никогда не молился Богу так усердно, как в тот момент, когда мне исполнилось 16 лет. Почти к четырем дополнительным месяцам пребывания в школе я взял себя в руки и устроился на неоплачиваемую работу на кухню, и я был единственным учеником, которого отправили обратно в третий раз за всю историю школы. Поэтому сотрудники школы постоянно следили за мной. Управлять этой программой было даже сложнее, чем тюрьмой, ведь она была гораздо ближе к тюремным лагерям в Северной Корее. Когда наступили последние месяцы, мама в последний раз взяла меня на поруки, так как мне уже почти исполнилось 18 лет, и я никак не мог вовремя получить аттестат зрелости. Как только нам исполнялось 18, мы могли законно выйти через парадную дверь, и персонал ничего не мог с этим поделать. Должен сказать, что в этот момент я был самым счастливым человеком на свете, потому что все ужасные трудности теперь были навсегда сброшены с моих плеч. Пока мама везла меня в аэропорт, я буквально двадцать раз оглядывался на заднее сиденье машины, чтобы проверить, не бегут ли за мной сотрудники, потому что я уже настолько привык к этому. Даже такие мелочи, как горячее какао или кофе со льдом, и все те мелочи, которые я считал само собой разумеющимися, стали для меня предметом огромной благодарности. Для меня школа-интернат "Агапе" была моей реальностью, а возвращение в реальный мир ощущалось как совершенно другой мир. Никто не сможет по-настоящему понять и осознать те травмирующие события, через которые я прошла, если не испытает их сам. Это было новое начало вечного пути. В течение нескольких дней я постоянно спрашивала маму, могу ли я воспользоваться ванной комнатой, потому что я так привыкла быть связанной строгими правилами программы, а мама смеялась и спрашивала, почему я продолжаю спрашивать ее о пользовании только уборной. Это заставило меня понять, что она не знает, каково там, но она всегда заходила в мою комнату и трогала мои вещи там, где меня не было, и даже не зная об этом, она не могла нормально поесть, потому что ее сын был в одиноком и ужасном месте. Мне оставалось несколько месяцев до 18 лет, и, поскольку я не окончил школу-интернат "Агапе", я учился в техникуме, где была программа "Бегущий старт", по которой я мог изучать курсы колледжа, и эти кредиты компенсировали мне получение аттестата зрелости, даже не сдав экзамен на его получение. До этого, учась здесь, я пытался найти способ выжить, не имея ни аттестата зрелости, ни диплома о среднем образовании, самостоятельно путешествуя по другим штатам, в то время как другие мои знакомые учились в колледже или получали достойную работу. Для начала я отправился в программу "Корпус трудоустройства", где можно было обучиться ремеслу и одновременно получить аттестат зрелости. Она находилась в Орегоне, штате, где почти каждый день во время моего пребывания там шел дождь, причем круглые сутки. Люди со всего мира собрались здесь с одной целью, и у них было ограничение по возрасту - 30 лет. Это создавало впечатление, что 30 лет - очень старый и уважаемый возраст в это время. Здесь разрешалось курить сигареты, но мне очень не хотелось учиться. Около двух лет я кочевал из штата в штат, пытаясь найти способ выжить без диплома средней школы или аттестата зрелости. Когда я вышел из программы "Корпус рабочих мест", я сел на автобус "Грейхаунд" до Сиэтла, штат Вашингтон, и снял маленькую однокомнатную квартиру в приюте для бездомных, но не смог найти работу. Поэтому я отправился в Вирджинию, где другой друг из моего родного города пригласил меня к себе, и я, он и еще один его друг выпили много ликера "Джонни Уокер" и выкурили кучу сигарет. Они курили много косяков с марихуаной, но я не стал, потому что от нее ужасно пахло, а от вторых рук я становился сонливым и ленивым. Моя мама очень переживала, потому что у меня ничего не получалось в жизни. Поэтому я вернулся в Нью-Йорк на рейсовом автобусе. Я вернулся в Технический институт карьеры на станции Пенн, Манхэттен. Я познакомился с китаянкой, которой было 27 лет, а мне в то время было 19 лет. Она училась в том же классе, что и я, и мы оба жили во Флашинге, Квинс, так что мы вместе ездили на 7-м поезде. В итоге я стал официально встречаться с ней, но в глазах моей матери она была очень подозрительной, но я не послушал ее, будучи настолько близоруким по отношению к ней и ситуации, в которой я оказался. Я понятия не имел, что у нее есть муж в Китае, и она использовала меня, чтобы получить грин-карту, поскольку я был гражданином США, пытаясь подделать фальшивое свидетельство о браке. Я также не знал, что она связана с китайской мафией под названием "Триада". До встречи с китаянкой в колледже TCI я был главным нарушителем спокойствия, связанным с корейско-американской и китайско-американской уличной бандой под названием mmp. Moming Pie означает "банда без имени" на китайском и "му миунг па" на корейском. У банды mmp были две самые большие банды во Флашинге, которые назывались "Летающие драконы" и "Призрачные тени". Эти три банды управляли борделями, игорными салонами, салонами, ночными клубами, барами и т. д., поэтому они неоднократно дрались друг с другом из-за захвата территорий. Я дружил с "Призрачными тенями" еще до вступления в mmp, и однажды между ними возникло недопонимание. Я сидел на скамейке в парке в компании около ло членов ghost shadow, и в шутку они предложили мне присоединиться к их банде и уйти из mmp. Я отказался, и они поняли, но один из членов mmp придумал ложь и сказал лидеру банды mmp, известному как dailo, что я предал mmp и присоединился к ghost shadows. Он нашел меня на скамейке в парке и схватил за шею. Он спросил: "Зачем ты это сделал? ", и я сказал, что не делал этого, но он не поверил. Тогда главарь банды ударил меня по затылку и собирался убить, но, к счастью, пожилая кавказская бабушка крикнула главарю банды: "Извинись!". И в тот момент все прекратилось. Я был благодарен Богу за то, что он послал ее неосознанно, чтобы спасти меня чудесным образом. У меня было много проблемных друзей, но они не подходили мне, в конце концов. Так Бог избавил меня от такого образа жизни. Кроме того, был еще один мой друг, с которым я познакомился в ночном клубе, - он был крупным наркоманом, связанным с китайской мафией, Триадой. Я видел, что экстази и кокаин сделали с ним и другими людьми, и был благодарен Богу за то, что он вытащил меня из этого мира, иначе я бы не дышал сейчас. Однажды во время отпуска я неожиданно пришел к девушке домой, подслушал ее разговор с мужем и узнал, что она на самом деле замужняя женщина, которая была мошенницей и частью преступной организации в Китае. Это была просто умопомрачительная ситуация, и именно тогда я понял, что моя мама действительно была права. Я беспокоился и боялся, что она пошлет китайскую мафию, чтобы заставить меня жениться на ней, а если нет, то убить меня, поэтому я решил сбежать, вступив в морскую пехоту США. Отец много раз говорил мне, что это не место для меня и что это мне не подходит, но я был настолько упрям и непослушен, что просто не слушал. Для меня это был способ что-то сделать в своей жизни. Меня даже не должны были пускать в армию, потому что у меня не было ЕГЭ, а у меня тяжелая форма СДВГ, но вербовщик отмахнулся от этого, чтобы получить бонус. У человека с СДВГ высокие шансы закончить жизнь с психическими расстройствами из-за ужасно стрессовой обстановки в армии, особенно в морской пехоте. Когда я ступил на желтые следы в учебном лагере морской пехоты США на Пэрис Айленд в Южной Каролине, я почувствовал, что совершил огромную ошибку, и теперь пути назад нет, а когда я увидел, как дьявольские псы-инструкторы обращаются с новобранцами, мне пришлось очень сильно пожалеть. Позже я узнал, что попал в самое сложное подразделение, взвод 3102 килограммовой роты третьего батальона, машину для убийства. Тогда стало понятно, почему мой вербовщик так ненавидел меня за то, что я был большим дамским угодником, ведь в то время у меня была только внешность, но не было ни знаний, ни мудрости, ни навыков взаимоотношений. Я был самым физически подготовленным в своем взводе, не то чтобы самым сильным, но я знал, как выжить, поскольку прошел через ад в Агапе. В то время мне было 19 лет, и я пошел в морскую пехоту только по двум причинам. Во-первых, потому что не хотел, чтобы меня убила китайская мафия, а во-вторых, я действительно хотел сделать что-то в своей жизни. Самой сложной для меня была часть курса подготовки, связанная с выносливостью, поскольку я выкуривал слишком много сигарет, не имея должной подготовки к физическим нагрузкам. Чтобы закончить тренировку, мне нужно было пробежать три мили трусцой, и я едва справился с этим, оказавшись предпоследним. Каждый раз, когда мне было трудно, я представлял себе лицо члена моей семьи и продолжал идти. Это было место, куда не так уж сложно вступить, но очень сложно выбраться, если только не знаешь, что такое низкий уровень, а в то время я знал так мало. Самой спокойной частью тренировок была стрельба из винтовок, поскольку инструкторы отходили в сторону, и я мог сосредоточиться только на цели, в которую целился. В другие моменты я бывал в церкви или получал письма на квартердеке. Обстановка в церкви была очень странной, потому что большую часть времени инструкторы по строевой подготовке обрушивали на нас, новобранцев, адский дождь, а по воскресеньям в церкви все вдруг становилось веселым и прекрасным. Я много думал о своем отце, о церкви и, конечно же, об остальных членах моей семьи. Я понял, что полигон морской пехоты - это не совсем то, к чему можно подготовиться заранее. Там было много полос препятствий, физических упражнений, газовая камера, долгие походы, которые сломили меня, но построили мой разум так, чтобы я был доминирующим, как и остальные члены корпуса морской пехоты. Должен сказать, что "Агапе" и морская пехота стали для меня самыми лучшими тренировками, чтобы стать лучшим в мире в духовной и психологической войне. Самым сложным для меня было все, что требовало интенсивной кардио-выносливости. Я также осознал, насколько хрупким я был по сравнению с морскими пехотинцами, и чувствовал себя очень слабым физически. Тем не менее я все же закончил обучение, и когда моя семья приехала навестить меня на церемонии вручения дипломов, это было самое мирное и радушное чувство, подобного которому не было ни у кого. Я пробыл дома несколько дней, а затем отправился в школу MTC, которая была центром морской пехоты, чтобы подготовиться к отправке на главный флот. После окончания школы я был направлен на Окинаву, Япония. Это был прекрасный остров, и все было хорошо, пока я не получил травму во время пробежки со своим взводом. Мой первоначальный взвод уехал в Ирак за день до моего прибытия, и в итоге я оказался в компании марафонцев. Я получил увольнительную по медицинским показаниям, и после того, как все бумаги прошли путь до командования, меня отпустили из армии. Из Японии я сразу же отправился в Южную Корею, сев на паром, чтобы начать новую жизнь. Это был мой второй раз, когда я ехал в Корею, первый раз - когда я учился в средней школе. В Корее у меня не было ни одного знакомого, и я отправился туда, имея всего 1500 долларов. Я отчаянно нуждалась в работе, и единственное, что я могла тогда делать, - это преподавать английский или переводить. Поэтому меня сразу же взяли на работу в местную академию, а позже я также занималась частным репетиторством для учеников начальной и средней школы. Поскольку мне хотелось, чтобы мне платили больше, я устроилась на работу в самый богатый город Кореи - Каннам - переводчиком в компанию, занимающуюся импортом и экспортом. Там я познакомилась со своим боссом, который оказался выпускником корейской Лиги плюща. Он приютил меня, когда мне срочно понадобились деньги и жилье. Он разрешил мне пока переночевать в его офисе, а позже я перешел в дом моего босса и был введен в его семью. Я до сих пор верю, что он знал, что у меня нет диплома о среднем образовании, даже когда я подделал его, но он все равно принял меня по доброте душевной. Мне всегда хотелось открыть ему правду и принести глубокие извинения, но у меня так и не было возможности сделать это. Жизнь в Корее была самым счастливым моментом в моей жизни, но мне пришлось вернуться домой в штат, потому что мои родители сильно заболели. Взяв себя в руки, я снова поступил в колледж TCI и получил аттестат зрелости. Кроме того, я учился в библейском колледже под названием Nyack College примерно два года, пока готовился стать пастором и поступить в выпускную школу IVY League под названием Westminster в Филадельфии. Однако я нашел другой способ служения Богу, который заключался в написании статей на фрилансе. Кроме того, в начале двадцатых годов я устроилась на работу в спа-салон в качестве ассистента по шампуням. И писательство, и работа ассистентом по шампуням были единственными двумя работами, от которых я никогда не отказывалась. Я даже не знала о том, что такое психологическая война, пока мне не исполнилось двадцать лет, и я узнала о том, что было во мне с самого рождения. Я планировал писать только христианские книги, но решил писать и о духовной, и о психологической войне после того, как осознал, какая истинная сила была во мне. В то время только я знал, что являюсь лучшим в мире в обеих сферах. С 21 года и до 37 лет я никогда не проигрывал, ни разу. Будь то школа, церковь, работа или любое другое место в обществе, я превращал всех в посмешище. Я получил сертификат, тренируясь в кафе или кофейнях Starbucks по 8-9 часов в день, при этом все это время писал, и работал так усердно и старательно, что даже моим родителям это казалось странным. Но так было нужно, чтобы стать лучшим из всех, кем я когда-либо мог быть. С самого детства прихожане говорили мне, что Бог использует меня по назначению, а моя сестра, которая была старше меня и училась в Лиге плюща, всегда говорила мне, что я еще старше, которая училась в Лиге плюща. Я всегда думала, что все они говорят это от доброго сердца и просто делают мне приятные комплименты, но теперь я знаю, что они на самом деле имели в виду. Мой отец, тоже учившийся в Лиге плюща, давным-давно сказал моей матери, что я гений в психологической войне, а членам своей церкви - что я овладел христианством как прирожденный натуралист. В психологической войне очень трудно добиться уважения, потому что здесь либо ты получаешь все, либо теряешь все. Только трое мужчин сказали, что уважают меня, но многочисленным женщинам было гораздо легче возвести меня на пьедестал. Даже психиатры и психологи из Гарварда, Колумбийского и Принстонского университетов говорили мне, что я стала бы студенткой номер один в Лиге плюща за всю историю мира, только если бы училась. Вот почему многие люди были потрясены тем фактом, что лучший в мире - это всего лишь выпускник G.E.D. Школа Агапе и Корпус морской пехоты были тренировочной площадкой от Бога, чтобы укрепить мою силу разума и научиться использовать то, что мне дано от рождения. Были люди, которые говорили, что я не человек, потому что я просто не падаю духом и даже не испытываю эмоций от чьих-то бомбардировок. Я общался с миллионами людей, и хотя я всегда доминирую и получаю женщин, это очень верно, что я отдаю все, что у меня есть, чтобы помочь миру. Все началось с созданных мною стратегий повторения предложений, а после того как я освоил их, я погрузился глубже во все знания, мудрость и наборы навыков обоих направлений. Все они разветвляются на пять неограниченных основных тем: христианство, психология, философия, отношения и образ жизни. Я обязуюсь посвятить свою жизнь распространению дара, который Бог дал мне, по всему миру до того дня, когда я покину этот мир. Моя цель - сделать каждого гением в обеих сферах войны настолько, чтобы люди пошли еще дальше меня в развитии этой безграничной волны и волны бесконечности мира за миром. Первый мир - это психологическая война, затем усовершенствованный или продвинутый разум и последний - духовная война. Это изменит мир, навсегда перевернув его.
